Герой статьи, напечатанной в журнале «Правосудие» (Выпуск 4 (12), декабрь 2006) –
судья Верховного Суда Республики Коми в отставке Владимир Никитович Ланшаков.
«Коллеги в глаза называли его ходячей энциклопедией. Профессионал, каких поискать. Хотя за плечами была только средняя юридическая школа, фору давал многим судьям с университетскими «ромбиками».
Даже сейчас, когда ему уже 83 года, Владимир Никитович может дать любую консультацию по вопросам уголовного права. Лично меня он «сразил наповал» ссылкой на УПК 1923 года, одну статью которого применил в далекие пятидесятые годы минувшего столетия.
Мы встретились у него дома, в трехкомнатной квартире по улице Чернова, которую супругам Ланшаковым сыктывкарские власти предоставили сорок лет назад. По нынешним временам жилище очень скромное
- небольшие комнаты, тесная кухня с газовой колонкой. Но Владимир Никитович и его жена Валентина Васильевна своей квартирой довольны и менять на другую не собираются. Жизненного пространства им хватает. Самое главное, есть где хранить семейное богатство
- сотни томов различных книг, среди которых имеются и юридические раритеты вроде упомянутого кодекса. По большому счету, не в размерах апартаментов счастье. Оно – понятие не материальное, а духовное.
Меня прежде всего интересовало, как деревенский паренек из тверской глубинки попал в далекую Коми республику и стал судьей. Оказалось, его путь в профессию был тернистым. Он и не мог быть иным. Детство Владимира Никитовича прошло в бурные годы сплошной коллективизации и индустриализации, а юность и молодость выпали на страшную войну и голодное послевоенное время.
Тверская губерния, переименованная Советской властью в Калининскую область, - край сплошных озер. Красоты местной природы издавна привлекали к себе внимание состоятельных жителей Москвы, деятелей культуры и искусства. В Удомельско-Рядской волости, ставшей впоследствии Удомельским районом, где родился наш герой, сто с лишним лет назад снимал дачу великий русский художник Левитан, куда однажды он приглашал в гости классика русской литературы Чехова. Тверские города и поселки окружали многочисленные деревни и десятки хуторов - плоды трудов застреленного террористом царского премьера Столыпина, который ровно сто лет назад начал земельную реформу - через разрушение традиционной деревенской общины намеревался развить крупное товарное сельское хозяйство.
Малая родина Владимира Никитовича - деревня Паношено. Она представляла из себя длинную улицу с бревенчатыми избами по обеим сторонам, которая в дожди превращалась в сплошной грязевый поток. Деревня находилась возле районного центра - крупного поселка Удомля, который был знаменит металлическим заводом, выпускавшим гвозди, и железнодорожной станцией. Эта станция располагалась почти посередине однопутной железной дороги, связывавшей узловую станцию Бологое с Ярославлем. Теперь, как рассказывает наш герой, деревни Паношено не существует - она стала частью улицы Гагарина города Удомля, который в наши дни известен в первую очередь Калининской атомной электростанцией, построенной в восьми километрах от города.
Крестьянин-единоличник Никита Алексеевич Ланшаков владел лошадью, коровой и прочей живностью помельче. Мясо, молоко, шерсть и овчина - все свое. На земельном наделе возделывали лен, рожь, картошку и овощи. Когда в 1930 году в российских деревнях началась ликвидация кулачества как класса, умудренный жизнью, самостоятельно обучившийся грамоте 42-летний отец будущего судьи поспешил вступить в только что образованный колхоз имени В.И.Ленина и даже сделал в нем карьеру - вырос до бригадира. Жизнь от этого, правда, лучше не стала. Также горбатился на земле от зари до зари. Только плоды личного труда получал не полностью, как прежде, а в сильно урезанном виде – по количеству трудодней.
Семья была большой – пятеро сыновей. Мальчишки помогали родителям в меру своих сил. Жилось трудно. Одолевали всякие налоги. Платили и натуральным продуктом, и деньгами. От голода спасала картошка, которой было вдоволь. Владимир, второй по старшинству среди братьев, в школьные каникулы зарабатывал трудодни на сенокосе, помогал матери теребить лен. «Помню, - рассказывает Владимир Никитович, - отец в риге сушил льняные снопы. Мы по утрам, до школы, колотили их, чтобы выбить семена. А после уроков снова приходили в ригу - помогали отцу сажать снопы для просушки».
Владимир не отличался крепким здоровьем. В раннем детстве, еще до учебы в школе, к нему «прицепилась» водянка. Целых полгода пролежал в больнице в соседней деревне Брусово. Потом испортилось зрение. Близорукость развивалась стремительно. Пришлось обзавестись очками, линзы которых напоминали лупы. Из-за плохого зрения каждые три месяца ездил в областной центр на медкомиссию. Нелады со здоровьем отвлекали от улицы. Все силы отдавал учебе, в которой преуспел. Начальную школу, под которую местная большевистская власть отвела часовню, а потом и школу-семилетку, располагавшуюся в реквизированном двухэтажном деревянном доме деревенского купца Щеголева, он окончил на одни пятерки.
Шел 1938 год. Молодежь страны Советов, воспитанная в духе заветов Ленина, рвалась к знаниям, желая внести свой вклад в строительство социализма. Узнав из газеты о Ленинградском стекольно-керамическом техникуме, 15-летний Владимир Ланшаков захотел стать специалистом по керамике. Ленинград покорил деревенского юношу каменной мощью и архитектурным великолепием. Однако в техникуме проучился всего ничего - два месяца. Не потому, что не понравилась будущая специальность. Так сложились жизненные обстоятельства. Родители не могли помочь сыну ни деньгами, ни продуктовыми посылками, а стипендии не хватало. Вернувшегося домой отличника Ланшакова с радостью приняли в восьмой класс Удомельской средней школы.
В аттестате об окончании десятилетки опять не было ни одной оценки «хорошо». Хотя в те давние времена круглых отличников золотыми медалями не награждали, они получали право поступления в любой вуз страны без экзаменов. Но выпускной вечер Владимира состоялся накануне 22 июня 1941 года...
- В первый день войны, - рассказывает Владимир Никитович, - мы с отцом поехали на пустошь за бревнами, чтобы распилить их на дрова. Стояла изумительная солнечная погода. Вернулись в деревню, а там все возбуждены: «Война! Молотов выступил по радио!»
Половина одноклассников летом и осенью ушла в Рабоче- крестьянскую Красную Армию воевать с немецко-фашистскими захватчиками. Владимир остался дома – устроился на работу в районный народный суд судебным исполнителем. В армию его не взяли, как нетрудно догадаться, из-за зрения, хотя патриотический порыв у него был, как и у большинства ровесников.
Из их семьи в памятном 41-м ушел на фронт только старший брат Анатолий. 21-летний рядовой Анатолий Ланшаков сложил голову в одном из боев с фашистами на Орловщине в августе 1942 года, о чем написано в Книге памяти Тверской области, которую хранит дома Владимир Никитович. Летом 1945-го в японской кампании примет участие его младший брат Алексей, 1926 года рождения. Брата тяжело ранят, но он вернется домой живым. Остальные братья в годы войны были еще детьми.
Война Удомлю и Удомельский район пощадила. Лишь однажды, в июле 41-го, на райцентр сбросил бомбу случайно залетевший немецкий самолет. Бомба разворотила районное дорожное управление. Одной из работниц при взрыве оторвало ногу. Запомнилось и строительство полевого военного аэродрома километрах в двадцати от поселка. Мобилизовали все трудоспособное население и гужевой транспорт, хотя еще не была сжата рожь. Стройка была важней, чем уборка хлеба. Фронт, к счастью удомельчан, прошел мимо. О войне им будут напоминать только письма с фронта, сводки Совинформбюро и госпиталь, в котором лечили раненых бойцов. И, конечно же, полуголодная жизнь - все, что производили окрестные колхозы, прямиком направлялось в действующую армию.
От избы Ланшаковых до районного суда было всего пятнадцать минут ходьбы. Владимир с рвением исполнял решения, которые выносил народный судья Александр Иванович Арсеньев. Этот человек, карел по национальности, никогда не унывал. Своей жизнерадостностью он запомнился бывшему судисполнителю на всю жизнь. Именно работа под началом судьи Арсеньева повлияла на выбор профессии. Однако до учебы на юриста, которым он твердо решил стать, надо было еще дожить...
Районный военком не мог спокойно смотреть, как скромный юноша в очках ходит в чистенькой цивильной одежде на «непыльную» работу, в то время как его сверстники сражаются с врагами на передовой. В октябре 1942 года военкомовскими стараниями Владимира мобилизовали в Красную Армию. По причине близорукости признали ограниченно годным к нестроевой службе. «Загнали нас в Москву, - рассказывает Владимир Никитович. - Работали на каком-то заводе. Тогда очень нужна была простая рабочая сила». Но и такая полувоенная служба оказалась для него непосильной. Спустя три месяца военные медики подчистую комиссовали Владимира.
Место судебного исполнителя было уже занято. Стал налоговым агентом райфинотдела, которому вменялись, кроме взимания налогов, подписка на военные займы и распространение билетов денежно-вещевой лотереи. От родительской избы до сельсовета, где располагалось его новое рабочее место, было лишь несколько десятков шагов. Но двадцатилетнему налоговому агенту редко доводилось просиживать штаны за конторским столом. Приходилось постоянно помогать колхозу в посевную, во время сенокоса и уборки урожая. Вдобавок райком ВКП (б) поручил Владимиру выступать перед местным населением с разъяснениями политики партии и правительства, хотя он не был даже комсомольцем. Молодой налоговый агент агитировал и пропагандировал, как мог.
«Самым тяжелым тогда была подписка на займы. Желанием подписаться народ не горел, так как «живых» денег у сельчан было мало, - вспоминает о военных годах Владимир Никитович. - Выручали председатели колхозов - подписывались на десятки тысяч рублей. А как иначе? Чтобы выполнять планы по займам, председателей специально вызывали в райисполком. Грозили: «Не подпишешься, снимем бронь. Живо пойдешь в армию!»
Победный май 45-го. Фронтовики возвращаются домой. Владимир Ланшаков все еще налоговый агент. Ему очень хочется выучиться на юриста. Но для поступления в юридическую школу не вышел возрастом - не хватает одного года. Владимир не был человеком робкого десятка. Смело вступил в переписку с Министерством юстиции РСФСР. Пришел ответ: «Согласны при наличии путевки обкома партии». Нужда заставила воспользоваться, как говорится, блатом. Сестра знакомой была замужем за прокурорским работником. При содействии этого работника и было получено согласие областной прокуратуры и Калининского обкома ВКП (б). В сентябре 1945 года 22-летнего Владимира Ланшакова без экзаменов зачислили на первый курс Свердловской двухгодичной юридической школы.
Школа размещалась в помещении юридического института по соседству с... тюрьмой. В комнате общежития, которая размерами и людской скученностью напоминала зал ожидания железнодорожного вокзала, вместе с Владимиром Ланшаковым проживали еще около двадцати «школяров», в основном фронтовиков. Жилось голодно. Продуктовые карточки обеспечивались не полностью. Родители посылки присылали очень редко. Но пустой желудок не мешал учебе. Экзамены сдавал только на «отлично».
Как вспоминает Владимир Никитович, преподаватели были очень квалифицированными. Лекции по гражданскому процессу, например, читал профессор Винавер, учивший студентов еще в царские времена. Но однажды один из студентов-заочников отправил в Свердловский обком ВКП(б) донос, в котором утверждал, что профессор в своих лекциях превозносит принципы буржуазного гражданского права. Обкомом была создана специальная комиссия, которая провела расследование и запретила Вина- веру преподавать гражданское право. Профессора даже ограничили в преподавании Римского права, в котором он считался авторитетнейшим специалистом. Не выдержав нападок, старый профессор вскоре умер.
Если с учебой у Владимира Никитовича проблем не возникало, после окончания школы они появились. Ему предложили должность следователя районной прокуратуры в Вологодской области. Люди там жили, как при царе Горохе, - без электричества. Он же без «лампочки Ильича» себя не мыслил, так как при керосиновой лампе почти ничего не видел. Поэтому в захолустном райцентре новоиспеченный юрист задержался только на сутки. Вернулся в отчий дом и написал письмо в Минюст СССР в надежде трудоустроиться судьей в одну из прибалтийских республик. Не отказали, но указали на необходимость знания языка титульной, как сейчас говорят, нации. Владимир согласился поехать на Украину. Он уже был в Москве, готовясь сесть на поезд, как украли документы. Недолго погоревав, отправился в Минюст РСФСР. Там все и решилось. Оказалось, большую нужду в квалифицированных судейских кадрах испытывает Коми АССР. Что ни говори, а причудлива судьба человеческая...
В незнакомую северную республику Владимир Ланшаков приехал по железной дороге в конце декабря 1947 года. Со станции Княжпогост до Сыктывкара добирался в кузове грузовика по накатанному извилистому тракту. Случайный попутчик, артист республиканского драмтеатра, помог чуть не околевшему от крепкого мороза молодому юристу устроиться с ночлегом. Следующие несколько дней он прожил в гостинице «Север», тогда единственной в городе. Но так как гостиничное койко-место стоило дорого, пришлось снять комнату в городе.
В Министерстве юстиции Коми АССР, которое располагалось в самом центре Сыктывкара - на втором этаже большого двухэтажного деревянного дома, выпускника юридической школы приняли радушно. Послали практиковаться в народный суд 1 участка Сыктывкара, который располагался на застроенной деревенскими избами городской окраине - в Тентюкове, а затем и в Верховный суд. Владимиру Никитовичу запомнились поленницы дров во дворе Минюста и министерская лошадь - главная тягловая сила и средство передвижения. Поразил и прием у министра, на котором решался вопрос о его практике в Верховном суде. Министр Шучалин разговаривал со своим заместителем Распутиным по-коми, а будущий практикант стоял рядом дуб дубом, ничего не понимая.
Долго искать Верховный суд не понадобилось, поскольку он располагался на одном этаже с Минюстом. Он тщательно изучил работу уголовной и гражданской коллегий. Заодно ознакомился со служебной перепиской. Врезался в память ответ председателя Верховного суда РСФСР Бочарова на письмо председателя Верховного суда Коми АССР Константина Ивановича Левича.
Левич просил снизить наказание пятерым осужденным Прилузским судом по указу от 4 июня 1947 года (так называемый указ о «колосках»), каждый из которых был приговорен к 5 годам лишения свободы. Бочаров строго указывал Левичу на то, что он не понимает политику партии и правительства в борьбе с хищениями социалистического имущества.
- В то время надо было иметь гражданское мужество, чтобы обращаться в вышестоящую судебную инстанцию с подобными просьбами, - сказал мне Владимир Никитович. - Тогда почем зря костерили судей за либерализм. Особенно старался министр юстиции СССР Николай Михайлович Рычков. От судей требовалось только ужесточение наказаний. Об этом постоянно напоминала настольная книга народного судьи...
После полуторамесячной судебной практики Владимира Никитовича направили в народный суд 1 участка Корткеросского района. Женщина-судья, работавшая в участке, вышла в декретный отпуск. На него возложили временное исполнение судейских обязанностей. Наставников, которые на первых порах помогли бы начинающему судье, рядом не было. Вникал в профессию на ходу, ежедневно рассматривая уголовные и гражданские дела. Благо, знаний хватало, как и настырности. Именно в Корткеросе Владимир Никитович понял, что работа судьи не из легких.
Большинство уголовных дел, по его словам, тогда были связаны с прогулами без уважительных причин, с опозданием на работу или с самовольным уходом с работы. По указу от 26 июня 1940 года уголовному преследованию подвергались даже те граждане, которые опаздывали на работу на 20 минут или на такое же время раньше положенного покидали рабочее место. Наказание за «преступление» было достаточно суровым - от исправительных работ на срок до 6 месяцев с удержанием 20 процентов заработной платы до тюремного заключения на срок от 2 до 4 месяцев.
На процессы в отдаленные деревни и лесные поселки ездил на санях - у судебного участка была своя лошадь. Судебное заседание обычно было показательным и поэтому проводилось в клубе. Причем всегда вечером, чтобы не отвлекать трудовое население от производства.
Приговоры часто приходилось писать ночью. Кого-то он признавал виновным, кого-то оправдывал, не страшась прокурорских упреков. Однажды оправдал рабочего-китайца, которого обвиняли в хищении. Подсудимого пришлось допрашивать при помощи переводчика, который едва владел русским языком. В конце сороковых годов в лесных поселках Коми проживали люди самых разных национальностей. Среди них было много поляков и китайцев, сосланных на российский север.
Гражданские дела, как вспоминает Владимир Никитович, в основном были связаны со взысканием недоимок. Если гражданин имел приусадебный участок, ему каждый год надо было сдавать государству40 килограммовмяса, независимо от того, держал ли он скот. От владельца коровы требовали250 литровмолока определенной жирности. Если плательщик натурального налога оставался должен государству, с него взыскивали недоимку в порядке гражданского судопроизводства.
Работу начинающего судьи в Корткеросском районе руководство республиканского Минюста оценило положительно. Вот строчки из министерской справки: «Карательную политику тов. Ланшаков проводит правильно. В практике его работы не было случаев неосновательного вынесения обвинительных или оправдательных приговоров. Но, не имея еще достаточной практики, в работе допускает отдельные нарушения норм закона... Положительной чертой тов. Ланшакова является то, что дела изучает хорошо и наряду с этим изучает нужное законодательство. Но иногда допускает неправильное истолкование законов, что приводит к неправильной оценке доказательств».
Когда было надо, Верховный суд Коми АССР поправлял и.о. судьи. Например, однажды по указу о «колосках» он назначил 5 лет тюремного заключения гражданке Бессоновой за кражу полутора килограммов зерна ячменя при весеннем севе. Судебная коллегия по уголовным делам в кассационном определении признала, что приговор судом по существу вынесен правильно, однако сочла необходимой заменить реальное наказание на условное, учитывая, что на иждивении осужденной находятся дети 10 и 13 лет, один сын служит в рядах Советской Армии, а муж погиб на фронте.
Но Корткерос был временным пристанищем. Постоянное место работы Владимиру Никитовичу предложили в начале мая 1948 года в связи с переводом в Сыктывдинский район народного судьи 2 участка Сысольского района. В то время в Сысольский район входил и нынешний Койгородский. 2 участок размещался в селе Койгородок, до которого от столицы республики было свыше двухсот километров проселочной грунтовой дороги. Тьмутаракань, в общем.
Ехать в незнакомое село одному было боязно. В министерстве юстиции выпросил провожатого, который заодно представил бы его местным властям. Вместе с Владимиром Никитовичем в дальний путь отправили консультанта министерства, бывшего прокурора Коми АССР Григория Ивановича Васильева, который хорошо знал республику и имел обширный круг знакомых.
До Визинги плыли по разлившейся Сысоле на барже. В верховья реки речники везли солярку, строительные и другие материалы, необходимые лесозаготовителям и колхозникам. Григорий Иванович представил кандидата в народные судьи председателю Сысольского райисполкома. Потом снова в дорогу. Подвернулся катер начальника сплавного предприятия. Такого комфорта они не ожидали. Но катер шел только до поселка Тыбъю. Оттуда пришлось топать пешком со скатанной шинелью на плече и чемоданчиком в руке.
Без долгих перекуров отмахали двадцать пять километров, пока часов в десять вечера не завиднелись вдали бревенчатые избы жителей села Грива. Григорий Иванович зашел в один из домов и быстро договорился с хозяевами о ночлеге. Нежданных гостей накормили и уложили спать. Коми крестьяне путников всегда встречали приветливо.
До места назначения было еще двадцать километров с гаком. Наутро попросили у председателя гривенского колхоза подводу с возницей. Колхозный начальник показал кукиш: разгар посевной, каждая лошадь на счету. Снова под ногами проселочная дорога. Через час-другой дошли до речной переправы, которая находилась напротив деревни Ужга. Оттуда до Койгородка всего ничего - километров десять. Тогда Владимир Никитович впервые в жизни увидел лодку-плоскодонку, на которой переправились на другой берег Сысолы.
Под судебный участок в Койгородке была отведена половина жилой крестьянской избы. Народный судья имел отдельный кабинет. Был небольшой зал судебных заседаний. В своем закутке сидели секретарь суда и судисполнитель. А за стеной проживала семья из четырех человек - хозяйка, ее мать, дочь и сын. Вскоре домовладельцы потеснили суд, оставив ему лишь две комнаты.
Владимир Никитович был неприятно удивлен отсутствием электричества. Как и другие сельские учреждения, суд освещался керосиновыми лампами. Он сразу после приезда отбил телеграмму домой: «Условия хуже вологодских». Но пришлось приноравливаться. Обратной дороги уже не было.
Вскоре жители верховьев Сысолы избрали Владимира Ланшакова народным судьей. На огромной территории, которая в начале пятидесятых годов вошла в отдельный Койгородский район, располагались многочисленные колхозы и лесопункты. Шоссейных дорог не было и в помине, а проселочные в дожди становились непроезжими. Владимиру Никитовичу довелось и верхом на лошади скакать по судейским делам, и пешком походить. Даже своеобразный рекорд установил -51 километрза одни сутки на своих двоих.
Криминогенная обстановка оказалась сложной. Было полно спецпоселенцев, в основном бывших власовцев. За этим контингентом приглядывали спецкомендатуры. Власовцы, как сказал Владимир Никитович, отменно трудились на лесоповале. Не было и речи о несвоевременном прекращении работы. Забот молодому судье прибавили бывшие заключенные, которых лесопункты после смерти Сталина (по амнистии от 23 марта 1953 года в СССР были освобождены все осужденные, которые за уголовные преступления отбывали наказание в виде лишения свободы сроком до 5 лет включительно) стали завозить по оргнабору для заготовки древесины в зимнее время. Лозунг «Март - ударный месяц» известен лесозаготовителям и поныне. «Лагерники» прогуливали, рано уходили с работы, хулиганили, совершали кражи.
- Одно дело хорошо помню, - рассказывает Владимир Никитович. - Были беспорядки в поселке Гуж. Приезжие рабочие избили местных. Приехавший туда работник милиции Данилов не принял должных мер, чтобы усмирить толпу, при этом сам занимался рукоприкладством. Мне пришлось возбудить уголовное дело в отношении этого офицера за превышение должностных полномочий. Тогда такое право у судьи имелось. Шума было много: разве можно привлекать к уголовной ответственности работника милиции? Дело Данилова рассмотрел военный трибунал. Приговор был обвинительным.
Памятно судье Ланшакову и другое дело. В одном из лесопунктов тракторист совершил хищение. Работником он был прекрасным, но по закону суд обязан был приговорить его к лишению свободы. Народные заседатели, прежде чем подписать приговор, спросили судью, можно ли сделать так, чтобы осужденный избежал тюрьмы. Тогда-то и Владимир Никитович вспомнил об одной особенности действовавшего Уголовно-процессуального кодекса, который был принят еще на заре Советской власти.
В части 2 статьи 326 УПК 1923 года один из пунктов гласил: «В случае, когда суд по обстоятельствам дела при отсутствии условий, предусмотренных пунктом 2 настоящей статьи, найдет нецелесообразным применить меры социальной защиты к признанному виновным подсудимому, он может войти с мотивированным ходатайством в Президиум ВЦИК об освобождении осужденного от меры социальной защиты». Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, созданный после Октябрьской революции законодательный орган, просуществовал до 1938 года. Его правопреемником стал Верховный Совет РСФСР. Народный судья Ланшаков обратился в президиум Верховного Совета. Согласие на освобождение осужденного от тюремного заключения было получено. Владимир Никитович, вспоминая об этом эпизоде своей биографии, сказал: «Я не встречал, чтобы наши судьи применяли это положение закона».
Были в его практике и другие любопытные уголовные дела. В первые годы работы иногда приходилось рассматривать дела по указу от 13 апреля 1946 года «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней». Если колхозник не выполнял обязательные нормы по трудодням, ему могли назначить исправительные работы на срок до 6 месяцев с удержанием 25 процентов заработка в пользу колхоза. Много было дел о самогоноварении, с которым по всему СССР стали усиленно бороться после соответствующего указа от 7 апреля 1948 года. За изготовление самогона без цели сбыта можно было лишиться свободы на срок от 1 до 2 лет с конфискацией произведенного спиртного напитка и самогонного аппарата. Сбытчиков самогона, как нетрудно догадаться, ожидала еще более суровая кара. Под суд чаще всего попадали самогонщики пенсионного возраста, которые всегда утверждали, что гонят спиртное для семейного потребления.
Владимир Никитович как-то провел процесс в Гриве. Перед судом за изготовление самогона без цели сбыта предстала старушка лет семидесяти, которая почти не понимала по-русски и общалась с судьей через переводчика с коми языка. Судья был вынужден назначить женщине, полностью признавшей свою вину, год лишения свободы. Через год осужденная бабушка случайно встретилась с Владимиром Никитовичем на улице и... поблагодарила за приговор. «Спасибо, сынок, - сказала она. - Я всю зиму прожила в тепле. Не надо было думать о дровах».
О тех давних уголовных делах Владимир Никитович вспоминает с горечью. Советская власть на словах боролась с самогоноварением исключительно из благих намерений, заботясь о здоровье народа. Фактически мотив был экономическим. Самогоноварение подрывало государственную монополию на производство и торговлю спиртными напитками. Людей принуждали покупать спирт, водку, вина в магазинах, хотя заработная плата у большинства населения была мизерной. В колхозах люди денег не видели вовсе, а трудодни зачастую вообще не отоваривались.
Такие были времена - сталинские...
Но не одной работой жив человек. Когда Владимир Никитович на перекладных добрался до Койгородка, ему еще не было и 25 лет. В таком возрасте молодые люди влюбляются, создают семьи. На холостого судью сразу обратили внимание местные селянки. Не столько колхозницы, сколько учительницы, врачи и медсестры, среди которых было немало приезжих, как и он сам. Понятно, у Владимира Никитовича появился свой круг общения. В него вскоре вошла симпатичная девушка Валентина, обладавшая точеной фигурой. Она была начинающим врачом-педиатром. Родилась под Муромом, обучалась в Горьковском медицинском институте, а судьба занесла в таежную глухомань. В самом конце 1951 года Владимир Никитович и Валентина Васильевна, которая была моложе своего избранника на два года, расписались в сельсовете. В Койгородке у супругов Ланшаковых родились дочь и сын. Впоследствии сын, заметим, стал судьей.
Одиннадцать лет отдал Владимир Никитович работе в Койгородке. Профессионализм судьи Ланшакова кое-кого из коллег раздражал. Как-то даже в официальном документе его упрекнули в зазнайстве. Тем не менее, работу Владимира Никитовича в Министерстве юстиции и Верховном суде Коми АССР всегда оценивали положительно. Вот, к примеру, строчки из характеристики, данной Владимиру Никитовичу председателем Верховного суда республики Николаем Яковлевичем Нечаевым в августе 1957 года: «До рассмотрения дел в суде проводит тщательную досудебную подготовку уголовных и гражданских дел. В результате вдумчивого отношения к рассмотрению дел, соблюдения законов и тщательного оформления судебных документов тов. Ланшаков добился хороших результатов по рассмотрению уголовных и гражданских дел. За период работы народным судьей судебно-карательная практика проводится им правильно. В 1956 году из числа 22 обжалованных приговоров в отношении 28 человек вышестоящим судом отменен один приговор, отмененных решений не было. В 1957 году отмен решений и приговоров не было. Тов. Ланшаков большинство дел о хулиганстве, по хищениям государственного и общественного имущества рассматривает в рабочих клубах, тщательно организуя показательные процессы».
Далеко не случайно в 1959 году Владимиру Никитовичу предложили перейти на работу в Верховный суд республики. Назначение состоялось в сентябре. Отучившись в Москве на Высших курсах усовершенствования юристов, Владимир Никитович приступил к работе в Судебной коллегии по уголовным делам. Конечно, обосновался в Сыктывкаре вместе с семьей. Его жена, к тому времени ставшая заслуженным врачом Коми АССР, устроилась в детскую поликлинику.
Я спросил Владимира Никитовича о коллегах, которые оставили след в его памяти. Вот что он рассказал:
- Хорошее впечатление о себе оставил Константин Иванович Левич. Поражали его инициативность и смелость. Николай Яковлевич Нечаев. Ему я обязан приглашением на работу в Верховный суд. Эрудиция, великолепная память, работоспособность... Он был сильным юристом. Помню, конечно, и Александра Егоровича Шаглеева, председателя уголовной коллегии. Мне очень помог его опыт. Запомнились Аниса Харисовна Дубинчак, а особенно Валентин Леонидович Чубарев, который пришел в Верховный суд позже меня. Он был, пожалуй, наиболее квалифицированным, грамотным юристом. Был склонен к теоретизированию. Поработав у нас, уехал на Украину, в Ворошиловградский областной суд. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. В последнее время, когда я с ним встречался, работал в Киеве, в филиале научно-исследовательского института МВД СССР. А, в общем-то, у меня были великолепные отношения со всеми членами Верховного суда.
В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов, как вспоминает Владимир Никитович, наметилась тенденция к усилению роли общественности в борьбе с преступностью. Одновременно возросла ответственность суда за выносимые решения и приговоры. Показательно в этом отношении громкое уголовное дело Лобанова и Пацука, о котором рассказал мой собеседник.
Этих граждан Верховный суд Коми АССР признал виновными в совершении убийства при отягчающих обстоятельствах. Приговор - исключительная мера наказания – смертная казнь. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР при кассационном рассмотрении дела отменила приговор, направив дело на новое рассмотрение другим составом суда первой инстанции. Верховный суд Коми АССР снова приговорил подсудимых к расстрелу. Дело, по словам Владимира Никитовича, дошло до рассмотрения в надзорном порядке. Приговор опять был отменен. В третий раз в процесс сел член Верховного суда Коми АССР Иван Аркадьевич Амосов. Он провел судебное следствие и вернул дело прокурору для производства дополнительного расследования, усомнившись в доказанности вины подсудимых. Одновременно освободил подсудимых из-под стражи, изменив меру пресечения на подписку о невыезде, что вызвало эффект разорвавшейся бомбы. К тому времени Лобанов и Па- цук провели под стражей около четырех лет, из них год - в камере смертников. В милиции возмущались решением судьи: разве можно отпускать таких преступников... А при дополнительном расследовании было установлено, что обвиняемые не причастны к преступлению, совершение которого им инкриминировалось и за которое они чуть было не поплатились своими жизнями. При первоначальном расследовании дела, как оказалось, некоторые факты были сфальсифицированы экспертами и следователями. Владимира Никитовича Ланшакова тогда поразила принципиальность судьи Амосова. С другой стороны, избежать судейской ошибки помогла многоступенчатая система обжалования приговоров, которая существует и поныне.
Запомнилось члену Верховного суда Ланшакову и введение в действие Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР 1960 года, которые впоследствии действовали соответственно до 1 января 1997 года и до 1 июля 2003 года. На приведение приговоров в соответствие с новыми законодательными актами вначале было отведено три месяца, начиная с конца января 1961 года, позже этот срок продлили до семи месяцев. Основная нагрузка возлагалась на суды районного звена, на территориях которых находились исправительные учреждения. Огромный объем работы взвалил на себя Верховный суд Коми АССР. Владимиру Никитовичу пришлось целый месяц провести в командировке в Княжпогосте - снижать наказание осужденным одной из местных колоний. В то же время не изменилось положение особо опасных рецидивистов (тогда это понятие, не столь давно упраздненное, было введено в судебную практику не слишком, скажем так, правовым путем). В Княжпогосте только по ООРовцам Владимир Никитович рассмотрел 150 материалов.
В самом начале работы в Верховном суде Владимир Никитович занялся систематизацией законодательства и судебной практики по уголовным делам. Для этого выписывал многочисленные периодические издания по правовой тематике, даже выпускаемые в Эстонии. Поэтому и его стали называть ходячей энциклопедией. Систематизации он отдал свыше тридцати лет жизни - продолжал ее до начала девяностых годов. Сейчас судьям нет необходимости заниматься чем-то подобным. Они любой правовой акт могут «достать» из компьютера, пользуясь услугами специальных баз данных и Интернета.
Шесть лет трудился Владимир Никитович в судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда Коми АССР. Рассматривал дела по первой и второй инстанциям. У него, как и в районном народном суде, все ладилось. Но судьба распорядилась так, что в августе 1965 года его перевели на работу в прокуратуру Коми АССР, где также нуждались в опытных юристах. В прокуратуре Владимир Никитович работал до самой пенсии, на которую вышел в 1984 году. Причем на одной и той же должности - начальника отдела по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел. Так что связь с судебной деятельностью у него никогда не прерывалась. За свой труд в суде и прокуратуре Владимир Никитович был награжден многочисленными почетными грамотами, медалью «За доблестный труд» и орденом Трудового Красного Знамени.
Владимир Никитович и Валентина Васильевна Ланшаковы уже давно находятся, как иногда говорят, на заслуженном отдыхе. До недавних пор Владимир Никитович активно интересовался текущей судебной практикой, приходил в Верховный суд Республики Коми знакомиться с обзорами. Однако в последнее время он уже почти не выходит из дома, так как, по собственному признанию, стало тяжело ходить. Но памяти этого человека весьма почтенного возраста могут позавидовать даже молодые люди. И ум у него столь же острый, как и в годы молодости».
Алексей Голосов
Лашнаков Владимир Никитович ушел из жизни 4 сентября 2010 года.
Поиск
Войти
Совет судей